— Не знаю. Я… ну… ты так здорово рассказываешь. Все это так чудесно. Просто бродить и вдыхать запахи, а потом возвращаться и встречаться со всеми этими людьми. Идти домой… к маисовым лепешкам, к семье. Слушай, старина, я никогда не видел своего отца. Моя мать, ну, она… она… Ладно, не хочется говорить об этом. Но у тебя. Фил, у тебя есть что-то стоящее. В следующий раз, когда затоскуешь по дому, приходи ко мне. Потому что когда все это закончится, мне некуда возвращаться. — Мэрфи усмехнулся. — Если не считать охотничьей вылазки где-то в горах Тринидада.
Круз улыбнулся и потянулся к Мэрфи, чтобы хлопнуть его по плечу:
— Держись, парень! — Потом немного смутился. — Тебе и правда интересно поболтать об этом? Может, я тебе надоел, тогда ты…
— Нет. — Мэрфи сделал гримасу и залпом допил кофе. — Ты просто поделился со мной кусочком мечты. Такое слишком жалко терять.
— Значит, наступит день?
— Наступит, — успокоил его Мэрфи. Если мы не станем первыми трупами людей среди звезд, старина.
Моше с любопытством оглядел маленькую комнату Ривы. Почему все они выглядят одинаково? Эта комната отличается от других только отсутствием вещмешка.
— Будь как дома. Пива хочешь? — спросила Рива, переходя на английский.
Моше сразу же включил свой обруч, вызывая голограмму ставшей уже страшно знакомой станции Тахаак.
— С удовольствием, — отозвался он, подходя к голограмме поближе и вновь вглядываясь в переплетение замысловатых тоннелей. Теперь он представлял, как его танки проникают в бреши, проделанные летающими «воздушными» торпедами. Каково будет поле обстрела? Возможности его орудия ограничены — если он что-то неправильно рассчитает, станция лопнет, как консервная банка.
— «Голд стар», — сказала она, вкладывая в его руку холодную бутылочку. — Не знаю, похоже ли пиво на то, что подавали в иерусалимском «Хилтоне», давай попробуем.
— Не вижу разницы. Ахимса очень старается, чтобы мы чувствовали себя как дома. — Он нахмурился, не отрывая взгляда от станции. — Нам нужно усовершенствовать орудие, систему прицела и двигатель.
Рива тряхнула головой, и рыжая прядь упала на плечо.
— Находясь в торпеде, я не вижу, как направлен лазерный луч. Это как-то связано со скоростью света.
— Есть вопрос, — затребовал обруч Моше. — Мне надо посмотреть все виды космических кораблей Пашти. Поисковые корабли, особенно те отсеки, в которых располагается стрелковое оборудование.
Рядом с вращающимся колесом станции Пашти возникли голограммы трех различных видов кораблей.
— Их размеры соизмеримы с размерами станции? — спросил Моше.
Голограммы сразу же уменьшились в размерах.
— Есть вопрос, — приказала Рива. — Начертите сравнительные характеристики этих кораблей и наших торпед. — Она сличила цифры и чертежи, которые указывали на сходство в устройстве различных кораблей. — Не очень-то хорошо.
— Есть вопрос. Учитывая те скорости, которые могут развивать корабли Пашти, какой должна быть полезная зона огня, если наше орудие стреляет в вакууме? С помощью светового сигнала покажите, пожалуйста, траекторию снаряда, пущенного из проделанной торпедой бреши. — Моше отпил глоток пива. Голограмму пронизали прямые желтые линии. — Да, мисс Томпсон, совсем не хорошо.
Она удивленно посмотрела на него.
— Мисс Томпсон? Кто это? Называй меня Ривой.
Моше усмехнулся.
— Отлично, Рива, как же нам создать боевую зону огня с тем, чем мы располагаем?
— Давай поиграем с числами и мощностями и посмотрим, что из этого выйдет.
Прошло много времени. Еще одна пустая бутылочка «Голд стар» оказалась на полу. Он сощурился и взглянул со своего места возле Ривы на голограмму станции. Под разными углами из бреши станции расходились желтые линии.
— Может быть, тебе надо передвинуть номер второй Бен Яра в эту слепую зону внизу? — предложила Рива.
— Тогда мы вдвое увеличим зазор между Итцаком и Шмуликом. — Моше задумался.
Наступила тишина — Моше старался распутать клубок мыслей, крутившихся в усталом мозгу.
— Нам нужно немного отклонить орудие и изменить точки прицела.
— А если Толстяк не позволит это сделать?
— Мне кажется, я опять оказался в сорок восьмом году.
— Ты слишком молод, чтобы помнить это.
— Ты тоже. Но я помню, какую отчаянную нужду мы испытывали во время драматических событий войны Иом Киппура. Может быть, Толстяк — современная версия Ричарда Никсона.
Рива пробежалась пальцами по волосам.
— А представь — сейчас бросить все это и пойти посидеть на берегу Ашкелона, попивая пивко и глядя на прибой.
Моше тяжело вздохнул, вспомнив то время, когда он в последний раз был там. Они с Анной только что поженились. Странно, но они больше никогда не приезжали туда.
— Какое забавное у тебя лицо.
— Я вспомнил Ашкелон. Я вспомнил те времена, когда мы были там. — Он покачал головой. — Другие времена, другие места. Оглядываясь назад отсюда, из недр звездного корабля Толстяка, я с трудом верю, что те дни… что вся та жизнь — не фантазия. Что-то кажется ужасным, что-то навевает грусть.
— Ты сказал «мы». То есть ты и твоя жена?
— Анна. — Он улыбнулся, вспоминая ее нежное тело, сияющие глаза и таинственную улыбку, которая предназначалась только ему.
— Тебе правда пришлось похоронить и сына, и дочь? — Тон Ривы изменился.
Моше посмотрел на нее и увидел в зеленых глазах глубокое сострадание.
Сколько времени прошло с того дня? Он вспомнил горе Анны, вспомнил, как она несла фотографию их сына, Чейма. Было очень жарко, солнце раскалило каменные мостовые. Похороны, как и все похороны в Израиле, проходили шумно, с рыданиями и стонами, и вдобавок эти проклятые мухи. И опустошение, и нереальность происходящего, и чувство непоправимой утраты. Даже когда к нему подошел его друг и командир Авраам Адан, ничего не изменилось в его восприятии: молитвенные шали были слишком яркими в тот день.