Звездный удар - Страница 169

169

— Шейла?

Его возбуждение улеглось, он проснулся в тихой комнате и никак не мог оправиться после кошмарного сна.

Во рту был отвратительный привкус. В висках билась боль. Шейла? Нет, не Шейла. Только не она. Я могу еще жить с этим сном, но если Шейла…

Он выругался, с трудом поднялся на ноги и пошел к душу, следуя обычному ритуалу выхода из сна. Потом он оделся и, как лунатик, пошел по коридору к двери комнаты Шейлы.

Он долго стоял, бессмысленно глядя на дверь, потом приложил ладонь к отпечатку руки.

— Шейла? Это Виктор. Ты не спишь?

Он позвал негромко, надеясь, что она спит, и боясь этого.

— Виктор? — прозвучал встревоженный голос. — С тобой все в порядке?

— Да, все нормально. Просто я проснулся. Ложись опять, увидимся утром.

— Нет, подожди.

Он стоял, по-прежнему дрожа. Дверь открылась, и Шейла впустила его, сонно моргая.

— Боже, ты выглядишь ужасно.

Он слабо улыбнулся, оставаясь стоять у входа, увидел беспорядок у нее на столе и разобранную постель, на которой он испытывал муки, обнимая ее той ночью.

— Не мог уснуть.

Она откинула голову и подошла ближе, всматриваясь в его лицо.

— Афганистан?

— Нет. Мы… все еще дикие, все еще не выбрались из своих лесов.

Ее смущенная улыбка и проницательный взгляд отрезвили его.

— Виктор, а ты не врешь? Да входи же ты.

Он вошел следом за ней, горя от смущения. Она указала ему на стул.

— Садись. Я возьму два виски.

— Мне не надо было приходить. — Виктор опустился на стул. Ему неловко было оставаться здесь и страшно не хотелось уходить. Его все еще преследовали видения из ночного кошмара — смутные, пугающие.

Она села напротив него и поставила перед ним стакан.

— Знаешь, мне кажется, пришло время рассказать о том, что тебя мучает.

— О чем?

— О них. Рассказать кое-кому, кто подозревает, что тебя посещают привидения.

— Привидения. — Одно это слово вызывало мурашки, бегущие по спине. Кому-то, кто подозревает? Кому? Он смотрел в стакан пустым взглядом: в виски находилось временное прибежище его мятущейся души.

— Если ты выговоришься, облечешь все в слова…

— Как у тебя дела? Каково тебе живется без ежечасного планирования? Ты хоть немножко отдохнула? Или еще больше волнуешься? — Он не смотрел на нее, боясь того, что сможет прочесть в ее глазах.

— Я впервые не могу предусмотреть следующий ход, — в ее голосе не слышалось никаких эмоций. — В операции с Толстяком у меня была информация, с которой можно работать. О, конечно, я, напряженная, напуганная до смерти, боялась сделать ошибку, неверно оценить ситуацию. Но сейчас? Не знаю, Виктор. Не знаю, чего ожидать, как строить планы в деле, в котором у меня совершенно нет опыта.

Он исподтишка взглянул на нее, заметив, как заструились се волосы, когда пальцы машинально стали перебирать их. У нее было встревоженное лицо.

— Всему свое время.

Она глубоко вздохнула.

— Может быть. Я чувствую, что иду по темному переулку с завязанными глазами. Пока я могу дотрагиваться до стен, я знаю, куда идти дальше. А повсюду затаилась опасность. Шныряют воры и разбойники, а я не могу их увидеть Где они? Над головой? Или за мусорным баком? Вернуться назад нельзя. Я могу только красться вперед и со страхом ждать, чем же все это закончится. Это место называлось Бараки…

Он прикусил язык, удерживая слова, рвущиеся из горла. Почему он не может рассказать ей? Темный переулок? Да, очень точно.

— Я могу чем-нибудь помочь?

Вернулась та же смущенная улыбка.

— Ты что, можешь видеть будущее?

Он покачал головой:

— Нет, но если бы я мог…

— Тебе надо приглядывать за Габания. Мэрфи говорит, что он все еще не справился со своими проблемами.

Виктор вздохнул. Нет, Мика никогда с ними не справится. Может быть, именно поэтому я дорожу его присутствием? Потому что он тоже был там и стал символом? Источником силы? Почему он никогда не просыпается с криками среди ночи? Дрожащими пальцами он потер глаза. Это так, Виктор? Неужели ты зависишь от силы Мики, черпаешь у него силы?

— Я поговорю с Микой, — пообещал он. Вспомнил: «Знаешь, женщины прячутся там, чтобы не быть изнасилованными». — Паша, разве ты…

— Что? Ты что-то сказал? Кто этот Паша?

— Мой… брат. — Виктор допил виски и встал. Сердце его билось как сумасшедшее, кровь пульсировала в венах, словно могучий поршень подталкивал ее. — Я уже и так тебя задержал. Спасибо тебе, Шейла. Первым делом я повидаюсь с Габания и постараюсь убедиться в том, что он верно понимает свой долг.

Долг… долг… Черт бы тебя побрал, Паша, ты всегда распускал руки с женщинами.

— Виктор?

На полпути к двери он обернулся.

— Когда придет время…

Он вылетел пулей.

* * *

— Это похоже на небьющийся шар, — объяснял Клякса, катаясь по капитанскому мостику, одним глазом-стеблем глядя на Мэрфи и Барбару Дикс, другим — на индикаторы.

— Почему небьющийся? — спросила Барбара.

— Потому что мы делаем вот что: забираем часть времени и пространства из того измерения космоса, в котором живем, скручиваем ее, сцепляем и тащим за собой, выходя наружу.

— Это не шар, — поправил Мэрфи. — Что-то вроде надувного матраса из пены. Это время и пространство. То, что мы делаем, создает нулевую сингулярность в виде сжатия огромной массы пенистой губки, и мы как бы протыкаем ее булавкой. Потом закрепляем место прокола и ослабляем давление. Ура! Мы уже на другой стороне.

Клякса свистнул и чирикнул.

— Очень точно, только мы используем сингулярность, чтобы попадать в другие измерения, и потом уже сжимаем пенную губку.

169