— Брось ты, неужели ты так из-за меня переживаешь? — Мэрфи присел на корточки рядом с Тедом, глядя через его плечо на магнитофон. — Что поставим?
— Старину Вейлона Дженнингса — в ту пору он еще не потерял голоса. Первая песня — «Женщина в дождливый день». — Мэйсон включил магнитофон и трансформатор и стал наблюдать за стрелками вольтметра.
Как только послышалась песня, Мэрфи бросил взгляд на статую. Внутри нее лениво замигали огоньки. Казалось, музыка в стиле «кантри» непопулярна среди звезд. Но потом огоньки заплясали, стали ярче и запульсировали.
— Ио-хо-хо! — загундосил Мэйсон, прибавляя звука и продолжая пританцовывать. — Это будет танец, от которого, черт побери, закипит кровь!
Не успел он договорить, как генератор вздрогнул, вспыхнул и начал дымиться. Потом хлопнул магнитофон, страшно загудел и взорвался. Усилитель стал ярко-красным, потом оранжевым и наконец — белым. Потом расплавились провода.
В огромном помещении повисла такая плотная тишина, что казалось, ее можно было потрогать руками. Мэрфи, застыв, смотрел на струйку дыма, курящуюся перед носом.
Мэйсон бился в припадке ярости.
— Сукин сын! — завопил он, наклоняясь над останками своего любимого магнитофона. Мэрфи страшно встревожился.
— Иисусе! Тед, я не очень-то силен в электротехнике, но этого не должно было случиться!
Мэйсон выпрямился и одарил статую пакостным взглядом, потом стянул с нее ружье и прицелился.
— Что? Дерьмо! Ты совсем псих? Ты выстрелишь в эту штучку, и Даниэлс слопает тебя на ужин! — Мэрфи подпрыгнул и повис на прикладе ружья Мэйсона. Они стали бороться, глядя друг другу в глаза.
— Эта проклятая дрянь слопала мой магнитофон! Я раздолбаю ее ко всем чертям! — орал Мэйсон, выпучив глаза, пытаясь вырвать ружье из рук Мэрфи.
— Ну, ну, а потом Сэм так тебе даст промеж глаз, что ты выскочишь из своих ушей! — Мэрфи тряс головой, стараясь удержать ружье. — Парень, может, это какой-то алтарь или еще какая святыня! Ты хочешь, чтобы Пашти тебя линчевали?
— Она слопала мой… — голос Мэйсона оборвался на полуслове. — О боже! — его глаза расширились, он смотрел через плечо Мэрфи, рот открылся в беззвучном крике.
Мэрфи обернулся, взглянул и пробормотал:
— Ну и дерьмо, парень! Давай-ка сматываться отсюда. Закроем двери и позовем капитана!
Когда у Чииллы не было возможности задуматься по-настоящему, он развлекал себя доказательством существования пятьсот первого измерения реальности: решение данной проблемы требовало длительного времени, можно бесконечно дробить процесс. Он был страшно занят, когда в Палату ввалились шумные Пашти, подгоняемые людьми. Потом стало тихо, иногда заходили люди, осматривали его, взбирались на остроконечные кристаллы, разговаривали друг с другом, но слабые шумы, производимые ими, не могли сравниться с вибрациями Пашти, и вскоре Чиилла вовсе перестал замечать присутствие людей.
Пока Толстяк не исполнил обещания, данного им Тэну, Пашти и люди сами разбирались со своими проблемами, и Чиилла не вмешивался.
Когда гуманоид стал скрести его тело острым металлическим предметом, он вышел из задумчивости. Ему стало любопытно, зачем людям понадобилось подсоединять проводки к нескольким примитивного вида приспособлениям. Чиилла почувствовал прикосновение проводов и стал гадать, что это значит. Может, они пытаются наладить контакт? Их примитивная природа вряд ли позволит сделать это.
Когда по проводам побежал ток, в теле Чииллы возникли приятные ощущения. Не сказать, что очень уж сложные, не раздражающие, а, наоборот, удивительно освежающие, какие-то легкомысленные.
Чиилла напряг свой разум, пытаясь проанализировать природу этих удивительно приятных ощущений — какова их структура, из каких элементов они состоят? Он провел серию экспериментов, взял пробы на ультразвук, световой эффект, микроволновый эффект — результат исследования был плачевным. Кто знал, что приспособление гуманоида такое хрупкое? Он не обращал внимания на двух людей, которые склонились над останками электрического прибора. Они страшно зашумели — это так похоже на людей — и изобразили некое подобие танца. Чиилла подпитал энергией свою двигательную платформу. Когда он медленно поплыл к разрушенному электрическому оборудованию, люди прекратили свой танец и сбежали, отбивая гулкий ритм по звучному полу станции Пашти.
Он завис над хрупкой поврежденной коробочкой и легонько дотронулся до нее. Останки волшебного ящика заинтересовали его. Вот незадача! Он испустил слишком много радиации и повредил несколько хрупких соединений. Удивительно примитивная штуковина! Но он не мог позабыть поразительных ощущений, которые вызвали в нем протянутые к его телу провода.
Интересно, можно ли заставить людей сделать еще один прибор и повторить эти незабываемые ощущения? Решить эту задачу будет довольно просто — надо попросить их об этом, перед тем как уничтожить.
Сэм разместил свой кабинет в главной наблюдательной башне станции Пашти. Над головой простирался бесконечный черный вакуум, тут и там прореженный яркими звездами и скоплениями планет. Тьма неба с обеих сторон плавно переходила в ярко-серое свечение от миллиардов звезд, образующих Млечный Путь. Волей-неволей ему приходилось изучать красно-белые сполохи Галактического Ядра, хорошо просматривавшегося с высокой точки, на которой находилась станция. Насколько далеко расположено оно? Каково это — побывать там, где никогда не бывает ночи? По сведениям Ахимса, в центре всего этого света лежит огромная черная дыра! Черная дыра? Нет, парень, среди звезд не существует расовой дискриминации!